Чем реальные самураи отличались от игровых
Какое оружие было популярней всего среди древних японских аристократов? Насколько утонченными были самураи? Проверяем популярные мифы на прочность.
Самурай — один из любимых культурных героев современности. Человек с катаной в руках и в причудливых доспехах кочует из книги в книгу, из фильма в фильм и из игры в игру. За это время он, конечно, сильно изменился по сравнению с реальными прототипами. Самураи могли сильно удивиться, узнав, как их будут представлять потомки.
Надменная аристократия
Самураи — образованные и обученные военному делу аристократы, — сильно отличались от крестьян и горожан, годных разве что для того, чтобы испытать на них новый меч. Привычная картина. И совершенно неверная.
Самурайские междоусобицы действительно были чрезвычайно кровавыми. До средних лет доживало в среднем не более трети отпрысков благородных домов. Существовали кланы, где за несколько поколений своей смертью не умирал вообще ни один мужчина. В таких условиях никакой аристократии на большую войну было не напастись, поэтому социальные лифты работали без перебоев. Из крестьян набирали пехоту асигару — они стояли намного ниже самураев по статусу, но каждый асигару знал, что способный и удачливый боец будет замечен и сможет подняться на ступень выше. Хроники приводили истории успеха таких людей: крестьянин, добывший в бою пару голов и окончивший жизнь уважаемым человеком с хорошим доходом, был вполне жизненным персонажем. Даже главы крупных кланов могли иметь самое низкое происхождение. Один из самых известных антигероев эпохи Сражающихся Провинций, Досан Сайто, прозванный за душевные качества «Гадюкой из Мино», начинал как монах, а затем побыл торговцем маслом. Это не помешало ему стать одним из самых могущественных самураев. Даже Тоетоми Хидэеси, один из объединителей Японии, родился в семье крестьянина, и начал свой путь к славе и могуществу среди асигару.
Не только крестьянин с катаной, но и самурай с мотыгой был обычным делом. Страна была бедной, поэтому крестьянский труд или мелкая торговля были обычным делом для небогатого воина в перерывах между походами. Однако в доме такого земледельца хранился комплект оружия и доспехов, так что в случае чего боец мог вернуться в строй. Существовали целые промежуточные сословия, вроде «дзидзамураев», таких вот воинов-рисоводов. Конец этой практике положила только «охота за мечами»: массовое изъятие оружия у не-воинов при Тоетоми Хидэеси. Тогда же произошло четкое размежевание: уже набранных асигару закрепили в качестве самураев, но новых воинов из низов набирать перестали. В легендарных «Семи самураях», где беззащитные крестьяне могут надеяться только на залетных воинов, дело происходит как раз после «охоты за мечами». На несколько десятилетий раньше бандиты рисковали встретить в деревне сплоченный отряд местных «отставников», которые могли отложить мотыги и самостоятельно взяться за копья и мечи.
К слову, такие крестьяне представляли угрозу не только для бандитов. После каждого крупного сражения сельские бойцы выбирались на поле битвы поохотиться на одиночек и маленькие группы воинов проигравшей стороны. Судьба пойманных была печальной, и если они сохраняли жизнь, то продолжали бегство нагими и босыми.
Конечно, даже такие крестьяне не могли состязаться с отрядами дайме по качеству доспехов, организации и численности. Охота на людей была самой что ни на есть обычной практикой: перегнать крестьян на свои поля было часто важнее, чем захватить землю. Сами крестьяне совершенно не радовались такому положению дел, и многие деревни имели в лесах схроны, а то и полноценные укрепления. Часто земледельцы еще и приплачивали местному самурайскому лидеру за помощь дружиной в случае прихода людокрадов, а на подходах к деревне висели объявления о том, кто ее защищает, и почему работорговцам лучше идти в другое место. Однако захват людей все равно был делом обычным. Как-то раз португальских посланников упрекнули в том, что они скупают японцев в качестве рабов, на что те изумленно ответили, что людей продают сами же японцы. Не только мелкоземельные самураи, но и крупнейшие лидеры кланов не брезговали подобной торговлей: даже такие образцы рыцарского поведения как Уэсуги Кэнсин и Такэда Сингэн после удачных походов начинали большие распродажи, на которых можно было со скидкой купить кого угодно. Покончил с работорговлей только Иэясу Токугава, объединивший Японию.
Кровожадные эстеты
Из-за таких пертурбаций истинные самураи средних веков были куда более практичными и менее зацикленными на церемониале, манерах и эстетике, чем часто думают. Классические трактаты о самурайских добродетелях вроде «Хагакурэ», которые в наше время так обильно цитируют, появились во времена, когда самурайские войны уже много десятилетий как отгремели, давно умерли даже сыновья людей, заставших легендарных самураев вживую, а воин был счастлив, если ему удавалось устроиться хотя бы в пожарную охрану. Поэтому нравы становились все более утонченными и все менее привязанными к реальной жизни, а самурайское сословие постепенно превратилось в клуб боевых хипстеров. К известному совету умащивать волосы и следить за внешностью потому, что враг может увидеть отрубленную голову неприбранной и испытать презрение, сами герои древности отнеслись бы не столь серьезно. Они были чаще всего не такими рафинированными людьми, какими их хотели видеть потомки.
Из-за этого возникали разнообразные казусы. Скажем, жанр предсмертного стихотворения был необычайно популярным, вот только многие стихи знаменитых самураев времен Сражающихся Провинций были на самом деле написаны уже в XVIII, а то и в XIX веке восторженными фанатами, которых очень огорчало, что уважаемый воитель не оставил ни одного завалящего трехстишия. Такое фанатское творчество создавалось с вниманием и любовью к первоисточникам и объекту обожания, так что не всегда можно четко отделить аутентичные сочинения от позднейших мистификаций.
В реальную же эпоху самурайских войн дела с эстетикой обстояли неоднозначно. Като Киемаса, один из величайших дайме времен конца междоусобных войн, вообще запрещал подчиненным не только сочинять, но даже читать стихи, поскольку полагал, что излишнее изящество может сделать из воина женщину. Этот неукротимый самурай делал исключение только для чайной церемонии — на его взгляд, она была самым приемлемым для воина видом искусства. Сам Киемаса относился к приготовлению чая крайне серьезно и как-то собирался зарубить слугу, случайно разбившего особенно редкую, мастерски сработанную чашку. Беднягу защитили товарищи, справедливо заметившие, что хороший слуга может спасти жизнь господину в минуту опасности, а вот чашка, даже самая драгоценная, — вряд ли.
К эпохе увядания самураев относится даже такая, казалось бы, очевидная добродетель, как верность господину. С одной стороны, преданность поощрялась и воспевалась, с другой — жизнь вносила свои коррективы. О воинах даже сложилась поговорка «Самурай — птица перелетная»: смена господина была делом житейским. Один такой деятель последовательно переменил восемь дайме, и много раз рубился против собственных недавних товарищей, но не имел ни малейших неприятностей по этому поводу: рубился он слишком хорошо, чтобы кто-то беспокоил его подобными вопросами. Типичной была и ситуация, когда к удачно начавшему войну дайме толпами шли на службу вассалы проигрывающего, причем вместе с дружинами и крепостями. Когда Тоетоми Хидэеси пытался завоевать Корею, его очень удивляло, что корейцы так не делают.
Правда, перейти на сторону победителя не возбранялось только до штурма или битвы. Если воин решал защищаться, это следовало делать до конца, а в безнадежной ситуации все-таки совершить сеппуку. Здесь легенда о самураях соответствует истине. Впрочем, эта норма касалась только командиров, от рядовых бойцов ничего подобного не ждали, но восхищались, если воин низкого звания оказывался способен на такой шаг. Последний большой вооруженный конфликт времен усобиц, восстание японских крестьян в княжестве Симабара, увенчалось массовым самоубийством проигравших. Тысячи людей, в большинстве своем крестьян, в том числе женщины и дети, добровольно вошли в огонь, когда загорелись постройки замка Хара — последнего оплота повстанцев. Дайме Хосокава, участник штурма, заметил по этому поводу: «Слова не могут выразить моего восхищения!» Что, впрочем, не помешало победителям по результату штурма собрать 37 тысяч голов проигравших.
Интерес самураев к головам — отнюдь не миф. В средневековой Японии головы особенно выдающихся противников тщательно обмывались, украшались, а в качестве знака особого уважения их могли отослать родственникам. Иногда, наоборот, проигравший завещал свою голову победителю с расчетом на послабления родным и друзьям в обмен на такой великодушный жест. Мешки для голов входили в стандартную экипировку самурая, а учет и контроль велся самым тщательным образом: количество вражеских голов позволяло судить о доблести воина. Некоторые вожди даже запрещали сбор голов, пока бой не закончится: иначе воин, увлекшись охотой за наградами, мог сам лишиться головы. Иногда, правда, самураи ограничивались носами. Так, во время похода Хидэеси на Корею транспортировка в Японию голов для отчета была затруднительным делом: слишком велик был объем груза. Поэтому в Японию посылали бочки с носами, и в одной из братских могил на островах было захоронено около 20 тысяч корейских носов. Правда, вскоре выяснилась позорная деталь: многие командиры мухлевали с отчетностью и калечили крестьян.
Лес из пик, Веселый Роджер и Иисус
Когда заходит разговор о японском оружии, чаще всего на ум приходит катана. Однако этот прекрасный меч не был основным оружием самурая. Катану японский воин обычно выхватывал уже после того, как терял копье и лук. Тактика тоже постепенно менялась, и от благородных поединков самураи постепенно переходили к организованным схваткам. Во времена вторжения монголов в XIII веке каждый самурай старался просто как можно быстрее подобраться к врагу, и отрубить хотя бы одну монгольскую голову — тем более, что подобных соперников самураи до сих пор не видели, и было неизвестно, когда еще подвернется такая оказия. Однако во времена войн за право объединить Японию речь шла уже об организованных схватках — массовых конных атаках и действиях лучников и стрелков из аркебуз под прикрытием пикинеров. Скажем, легендарный Такэда Сингэн был фанатом кавалерийских атак в рыцарском стиле. Впрочем, когда он умер, наследники не смогли развить его идеи: «рыцари» Такэда были разгромлены аркебузирами Нобунага. Однако в поздней самурайской тактике европейцы увидели бы много знакомого: пикинеры, стрелки и кавалерия для победы должны были взаимодействовать в интересах общего успеха. Характерен состав армии, которую клан Датэ послал в помощь Иэясу Токугаве: 420 всадников, 1200 аркебузиров и 850 копейщиков.
Кстати, кроме ружей из Европы на острова завезли и христианство. История католицизма в Японии была чрезвычайно драматичной. Сначала новая религия завоевала массу приверженцев. Во времена объединения Японии христианство исповедовали даже дайме вроде Со Еситоси — одного из величайших самураев конца XVI века, который носил имя Дарий. Надо заметить, эти люди действительно серьезно отнеслись к новой вере. Например, тесть Со Еситоси скандализировал окружающих, отказавшись совершить самоубийство-сеппуку после поражения. Когда христианство запретили, многие отказались менять веру по приказу, а люди вроде Педро Сукэдзиро пошли на крест. Однако крупнейшее выступление японских христиан — восстание в Симабара — кончилось тем, что повстанцы оказались все-таки в первую очередь японцы, а уже во вторую — христиане: проиграв, они совершили массовое самоубийство.
Благородным самураям были также не чужды наемничество и пиратство. Во времена раздробленности в Японии было уж слишком много вооруженных людей с авантюрным складом характера. А рядом лежало огромное побережье богатейшего Китая. Цусима в те времена была настоящей японской Тортугой, причем «береговые братья» заплывали даже в дельту Янцзы. Подкосили их китайские экспедиции и объединение Японии, когда в стране появилось единое правительство.
Именно пиратам мы обязаны некоторыми удивительными коллизиями. Скажем, один из самых ярких испанских авантюристов, Блас Руис, затеял захват власти в Камбодже при помощи отряда конкистадоров и… японских наемных ронинов и пиратов. В 1597 году конкистадоры в одном строю с самураями на два года стали фактическими владельцами Камбоджи. Почти в те же годы самураи и конкистадоры встретились уже в бою друг против друга: на реке Кагаян (нынешние Филиппины) японские пираты во главе с ронинами затеяли жестокую схватку с испанскими мушкетерами. Испанцы закрепили статус лучших солдат своей эпохи: несмотря на численное превосходство, ронины были разбиты наголову. Так что For Honor с рыцарями и самураями не настолько далека от реалий, как можно бы подумать.
Образ самурая, каким мы его знаем благодаря тому же «Последнему самураю», был сильно романтизирован. Впрочем, то же самое можно сказать и о западноевропейских рыцарях — их тоже идеализировали немало. Но о связанных с ними мифах мы расскажем в другой раз.