Как правильно брататься с противником
Фото на память, футбольные матчи и другие увековеченные в истории способы объединять людей с разных сторон баррикад
Мультиплеерные шутеры чаще всего заточены под бескомпромиссную борьбу с противником – убей или будь убитым. Но некоторые из них чудесным образом порождают странные ситуации, когда люди предпочитают не стрелять друг в друга. Где-то, как в DayZ, это продиктовано чувством опасности и непредсказуемости. Где-то, как в Fortnite или в серии Division, дело в самой сути «королевской битвы», которая подталкивает к временным союзам. Но такая формула может быть верной и для настоящих войн – люди отказываются сражаться друг с другом, несмотря на приказы. Сегодня мы попробуем разобраться в этом странном, на первый взгляд, феномене.
С незапамятных времен
Спокойное отношение к врагу, переходящее в задушевные разговоры и даже какое-никакое сотрудничество, существовало, кажется, всегда. Во многом потому, что до недавнего времени (конца XVIII века) это был, за некоторыми античными исключениями, мир элит, а не наций. По крайней мере, в тех случаях, когда мы говорим о более-менее развитых государствах, а не о племенах.
В большинстве случаев войны вели цари и короли, причем не тотально мобилизуя всех способных держать оружие, а с помощью сравнительно компактных профессиональных армий. Проигрыш в такой войне приводил не к групповому национальному унижению, а переходу такой-то области от феодала А к феодалу Б. Кого-то из «мирняка», конечно, в процессе могли пограбить и изнасиловать, но подавляющее большинство крестьян (за громкими исключениями вроде Тридцатилетней войны) особо ничего и не видели. Просто потому, что армии были маленькими и опустошать районы, как дивизии Наполеона, не могли, да и не видели смысла.
Поэтому болезненной идентификации «свой-чужой» у людей не было. Главной (для профессионального воина-дворянина) была верность своему сюзерену, но и та была обставлена множеством условностей, дающим возможность поменять сторону. Многие делали это не по разу и не по два, и никто не видел в этом ничего особенного. Только соблюдай приличия и нанимайся на чью угодно службу.
Поэтому во время войн средневековья или эпохи «кружев и стали» (XVIII век) случаи милого общения вражеских пикетов или разъездов не были такой уж и редкостью. Мол, мы все уважаемые господа, дали слово чести, посидим, выпьем, а уж потом, во время сражения, будем храбро выпускать друг другу внутренности.
Еще страннее на наш современный взгляд была коллаборация осаждающих и осажденных. Все упиралось в несовершенные логистические системы. Чтобы доставить вовремя, например, осадные ядра, надо было расшибиться в лепешку, причем с далеко не очевидным результатом. Поэтому время от времени случались забавные ситуации, когда армия, пытавшаяся взять измором какую-нибудь крепость, поставляла туда еду в обмен на упавшие в ней ядра. После чего осада затягивалась еще сильнее: осажденные получали ценнейшую провизию, а осаждающие – возможность стрелять еще чаще.
Война страданий и братаний
Когда после Великой французской революции в Европе пробудились национальные самосознания, и разбитые на тысячи лоскутов народы внезапно осознали свою общность, войны в среднем стали жестче. Ведь теперь для победы надо было уничтожить не войско такого-то князя или армию короля, а мобилизованный народ.
Первая мировая стала апогеем – в ней соединились беспощадная методичность индустриальной войны и бескомпромиссность все еще молодых национализмов Европы. Но при этом именно она парадоксальным образом дала жизнь братаниям, чем-то напоминавшим старые «спокойные» времена.
У этого была причина – Первая мировая породила застывшие фронты, прорвать которые не получалось почти никакими усилиями. В окопах было то грязно, то холодно, то жарко. Было некуда прятаться ото вшей. Личная доблесть в глобальном смысле ничего не решала – война велась массами людей и артиллерии.
А еще в периоды затишья в окопах почти всегда было скучно. Некоторые – самые буйные и молодые, из породы вечно неспокойных «тех, кому больше всех надо» – развлекались окопными рейдами на противника. Но такая адреналиновая наркомания была отнюдь не для всех – большинство просто хотело выжить, причем с максимально возможным уровнем комфорта.
Именно такой человеческий материал и составлял большую часть братающихся. Первые братания начались еще в 1914-м – в первый год войны. Самый знаменитый случай – католическое Рождество 1914 года, когда солдатские братания на Западном фронте происходили особенно массово. Бойцы в честь праздника организовывали временные перемирия, чтобы спокойно похоронить павших на нейтральной полосе, протяженность которой в глубину в отдельных случаях могла скукоживаться буквально до десятков метров.
Быстро завязывались разговоры, в процессе которых оказывалось, что у воюющих не так уж и мало общего, от цвета кожи и религии до тем для разговоров. Ведь все считали, что война будет скоротечная и домой в любом случае получится вернуться до Рождества. А тут приходится встречать его в холодных окопах. Люди жаловались друг другу и находили в процессе общность если не интересов, то, по крайней мере, жизненных ситуаций.
Братание в игре Verdun
Солдаты делали на память групповые фото и играли в футбол. Так как в людях недостатка не было, подчас матчи могли принимать размах, делающий честь большим «зарубам» в Battlefield – с каждой из сторон легко могла участвовать полусотня человек. А желавшие отдыха поспокойнее собирались в кучки и бренчали что-нибудь на гитаре.
Еще лучше дела шли, если у какой-то стороны имелось спиртное, а у какой-то – закуска (при сильном дефиците алкоголя). Тогда происходили совместные пьянки, обе стороны в которых были заинтересованы, чтобы все закончилось мирно, а начальство ни о чем не узнало. Когда оно все же узнавало, всем участникам, как правило, крепко доставалось.
Так, в 55-м пехотном полку Русской императорской армии в 1915-м году произошел «возмутительный случай». Суть состояла в том, что разведывательные партии не ползали на карачках в попытке захватить языка, а просто ходили к немцам в гости, где их щедро угощали папиросами и шоколадом. Гостеприимство понятно – мало кто захочет, чтобы к ним ползали уже по-настоящему, со всеми вытекающими результатами вроде внезапно летящих гранат и часовых с перерезанными глотками.
Впрочем, существовали способы косвенно поддерживать «хорошие отношения с противником» даже после офицерского гнева. Например, можно было стрелять заведомо неприцельно, а то и вовсе в воздух – особенно когда наступали традиционные часы обеда. Это был «молчаливый договорняк» – то, что и сегодня можно встретить в зонах боевых действий локальных конфликтов. Особенно там, где все дело давно перешло в вялое позиционное противостояние. В отдельных случаях расслабленные «договорняком» противостоящие стороны ленятся настолько, что некоторые солдаты могут неспешно бродить в полный рост в поле зрения неприятеля, так, что их можно увидеть в не самый сильный бинокль.
Неочевидные последствия
Командование злилось от братаний, естественно, не просто так. Панибратские отношения с неприятелем не только притупляли похвальное для любого солдата желание убивать врага. Они разлагали дисциплину, веру в правую цель войны. А это сильно било по боеспособности – моральный настрой на войне значит ничуть не меньше, чем количество, качество оружия и снабжения.
Хитрый противник использовал атмосферу братания для пленения. Обычно это происходило, когда его командование уже разобралось с этой проблемой в своих окопах – например, сменило разложившиеся части свежими и злыми. При таких раскладах братающиеся по привычке приходили в неприятельские траншеи, и тут же попадали в плен. В такой конфуз попадали даже храбрые бойцы, награжденные орденами и медалями. Некоторые из них мучались чувством стыда и пытались бежать из лагерей, но сделать это было уже гораздо сложнее.
Также братания были хорошим способом разведать линии вражеских траншей. Засланные под видом братающихся разведчики под шумок фотографировали укрепления или на крайний случай их запоминали. Потом противник строил у себя в тылу полноразмерные макеты неприятельских окопов и отрабатывал их штурм до полного автоматизма. Потери после такой подготовки были в разы меньше, чего не скажешь о тех несчастных, которые сами добровольно пустили врага все посмотреть.
Способы борьбы с братаниями были разными. Кто-то просто тасовал части на передовой, не давая им времени подружиться с неприятелем. Кто-то не забывал о профилактических артобстрелах, зливших противника. Генерал Корнилов летом 1917-го года принялся решать вопрос совсем круто. Он не только расстреливал некоторых из своих братающихся, но и делал то же самое с чужими. А трупы выставлял напоказ на нейтральной полосе.
И у Корнилова были на то причины. Русская армия стремительно разлагалась – это состояние сделало принципиально возможным Февральский переворот, и медленно, но верно вело страну к Октябрьскому.
Большевики сознательно использовали братания как тактику. Породить их они, конечно, не могли, но усиленно за них агитировали, в том числе и в войсках, где имели разветвленную сеть своих пропагандистов. Идея была проста и красива – если братания в принципе происходят, то страны уже не выдерживают многолетнюю позиционную войну. А, значит, через эти самые братания можно организовать чаемую большевиками мировую революцию.
Реальность, правда, вышла другой – оказалось, что та же Германия имеет куда большую прочность, чем казалось. По крайней мере, достаточную, чтобы мировой революции не произошло. Мало того, немцы ловко используют братания для той самой разведки позиций.
Захватив власть в России, большевики оказались в сложном положении. Теперь уже они должны были держать фронт, но отказаться от братаний не могли, так как декларировали пользу от них ранее. При этом ощутимой пользы самим большевикам братания больше не приносили – власть, которую можно взять только в условиях разложения армии, уже была у них. А с мировой революцией вышли некоторые проблемы.
Но опытные в таких делах красные смогли изящно избавиться от этого чемодана без ручки. Для этого были сформированы специально обученные группы «дежурных братальщиков», которые встречали немцев. Алкоголь распивался, угощения съедались, все клялись друг другу в вечной дружбе, но к главным линиям окопов противник уже не допускался. Главная задача была выполнена.
Последовавшая следом за Первой мировой Вторая уже почти не знала событий такого рода. Противники дрались в полную силу, и не приходилось надеяться на их загнивание и политический крах. Причиной был характер войны – за 20 лет армии мира освоили не только способы прорыва позиционных фронтов, но и методы развития успеха. Мобильные армии теперь могли двигаться так быстро, чтобы уже никто не успел выстроить перед ними новый фронт. Поэтому Вторая мировая стала войной глубоких ударов, а не унылого сидения в окопах под градом смертоносного свинца. А это значило, что братания и «договорняки» сошли на нет — по крайней мере, в крупных и динамичных военных конфликтах. Долго ли протянется такое состояние мира? Увидим.