«Такого зрелища вы не видели», — Тимур Бекмамбетов о фильме «Девятаев»
Интервью с создателем военной картины о съемках с помощью компьютерной игры, исторической достоверности и «Тиктоке»
29 апреля в российский прокат вышел военный экшен от Тимура Бекмамбетова и Сергея Трофимова, посвященный герою Великой Отечественной войны Михаилу Девятаеву. Это история о летчике, которому удалось сбежать из немецкого плена, угнав самолет и прихватив информацию об «оружии возмездия» — крылатых ракетах ФАУ. Главная особенность фильма — воздушные бои сняты с помощью игры War Thunder. Мы поговорили с режиссером и командой виртуальных пилотов War Thunder — Евгением «Squier» Моисеевым, Виталием «VAT=IRSS=Vit» Нищевым, Михаилом «VAT=IRSS=K51» Серёгиным и Екатериной «VAT=IRSS=KAT» Волковой — о трудностях, возникших в процессе съемок, об исторической достоверности и о культуре отмены.
Официальный трейлер фильма «Девятаев»
— Тимур, с какими трудностями вы столкнулись во время съемок «Девятаева»?
Тимур Бекмамбетов: Самая большая проблема в том, что навыки пилотов в Великую Отечественную войну были гораздо ниже тех, которыми обладает Виталий и его команда. Потому что у военных были максимум сотни часов налета, а у ребят — тысячи. Еще одна крупная проблема, и мы с ней долго боролись — это безумие, отвага, и мастерство цифровых пилотов. Они летают так, как во время войны пилоты летать бы побоялись. То есть, самолеты ведут себя честно, а вот люди гораздо опытнее. Мы пытались их чуть-чуть «прижать».
— Расскажите, почему выбор пал именно на War Thunder, а не на игры от конкурентов?
ТБ: Мы прошли длинный путь. Очень долго советовались с Медоксом (Олег Медокс, создатель оригинального «Ил-2: Штурмовик». — Прим.ред). Потом — с Дэвидом Кеннеди, который консультировал Майкла Бэя во время съемок «Перл Харбора» и многих других американских фильмов. Я общался с «Варгеймингом» и многими другими. Но у Gaijin, наверное, самая хорошая симуляция аэродинамических свойств машин, что нам и было нужно. У них были самолеты подходящих типов — «Аэрокобра» и «Хейнкель». К тому же, нам требовалось не просто налетать эти сцены, а реконструировать их. Перенести данные из игры в программы компьютерной графики. Для этого нужны были желание, время и энтузиазм создателей игры. Потому что необходимо было сшивать пространство. Еще была интересная вещь — вместе с пилотами летал на самолете оператор и снимал виртуальной камерой. Лена Иванова, Алексей Солодов летали и снимали события боя. Поэтому в нашей коллаборации было решающим желание сотрудничать и экспериментировать.
— Как создатели игры отреагировали, когда вы пришли к ним с подобным предложением?
ТБ: Моя идея родилась из необходимости. То есть бой, который мы сейчас сделали, невозможно было получить другим способом. Если только летать на самолетах реальных в небе. Это было безумием, заняло бы полгода, и даже не знаю, сколько бы стоило.
Мы могли бы пойти традиционным путем, как обычно это делают все (и я в том числе) деятели кино — нанять аниматоров, рисовать раскадровки, на руках, бумажках, придумать, кто куда полетел. Затем — как отреагировал самолет, как сняла камера. И это был бы мультфильм, который мы бы никогда не закончили и не получили бы того уникального качества, которое у нас получилось, творческого результата.
Идея у меня возникла следующая. Если есть суперпилоты и есть игра, в которой самолеты ведут себя достоверно, можно внутри игры разыграть нужную сцену — как я с актерами разыгрываю на съемочной площадке перестрелки и погони на автомобилях, — а потом перенести в кино. В Gaijin отнеслись к этому с пониманием, пообещали найти хороших пилотов и помочь все это сделать.
Отрывок из боя в фильме, созданного с помощью War Thunder
— Вы рассказали про традиционные методы съемок. Насколько с помощью игры удалось сократить производственный бюджет?
ТБ: Вопрос тут даже не в бюджете, а во времени и в качестве того, что получилось. Грубо говоря, одно дело — ты сидишь и придумываешь из головы хореографию боя, и другое — когда пилоты, реальные люди сталкиваются с этим и до конца не знают, как все пойдет. То есть, они знают структуру, но сама хореография уникальна и рождается как импровизация. Этот принцип сократил нам время. Мы смогли быстро разыграть сцены, найти сюжеты боя. К тому же, мы сэкономили бюджет. Время — это деньги. Мы бы потратились на аниматоров, полгода ушло бы на анимацию этих боев, их бы раз сто мучительно переделывали. А так получилось, что называется, «инстант». Оно родилось прямо на наших глазах.
— В чем заключалась роль пилотов при создании фильма?
Евгений «Squier» Моисеев: Наша задача состояла в том, чтобы сыграть определенную роль в необходимых ситуациях. Это могла быть погоня или просто полет двух самолетов рядом, или атака. И сделать это нужно было различными способами. Скажу, что невозможно слетать одинаково дважды. Например, мы же управляем самолетом вручную. Хоть и в игре, но с джойстиком в руках, с устройствами обзора. Каждый дубль был по-своему уникален, и нам нужно было разыграть все интересно, так, чтобы в этом виделось какое-то развитие, смысл. Часто мы по просьбе редакторов летали импровизационные дубли. То есть, мы знали, как начнется бой, а вот как он закончится — нет. Впрочем, бой на самом деле спрогнозировать нельзя. Наверное, человек, который умел бы делать такие прогнозы, всегда бы его выигрывал. Люди, которые летают, поймут, о чем речь. Это всегда постоянная реакция на меняющиеся события.
ТБ: Это как на сцене: 2 актера — это 4 версии развития события, а 3 — уже бесконечность. И никогда не знаешь, как все будет происходить. Это удивляет, и эта эмоция потом остается на экранах, передается зрителю. Помню, когда мы начинали и снимали в павильоне, как Паша Прилучный летает в игре, самой большой проблемой было, что его быстро сбивали. Я просил не сбивать его слишком быстро, дать ему пожить в небе.
Виталий «VAT=IRSS=Vit» Нищев: Да, нам было необходимо отыгрывать определенные моменты. Но это не исключало импровизации. Само наше участие поделилось условно на две части. Сперва, когда все начиналось, было немного проще. Тогда исходили от нас. Подходил режиссер, говорил: «Ребята, нужно сделать так-то так-то и так-то». Или вообще спрашивал: «Как это сделать лучше? Вот цель, как этого добиться?». Мы все вместе предлагали варианты, все это делали. А вот вторая часть съемок была сложнее. Теперь мы уже исходили от видения оператора, режиссера или продюсера. К нам приходили и говорили, что нужно снять. Мы делали эти дубли. Это было намного сложнее, потому что требовалось лететь по определенному алгоритму, с определенным направлением взгляда, полета. Проскочили — далеко, давай по новой. А это значит: рестарт, взлет, прилет на точку. А мы же пилотажники, мы идем строем, не просто так по всему небу. Мы пришли строем, выполнили свою задачу, повторили, еще один дубль, что-то пошло не так. Поэтому вторая часть была несколько сложнее, но все равно очень интересной. Но это у нас первый опыт.
ТБ: Скажу больше. Это не у вас первый опыт, это в истории кино первый опыт. Я не знаю прецедентов, когда фильм снимался бы внутри виртуального пространства. Но надо поискать, может, такое уже было. В любом случае, это был удивительный опыт.
ВН: У нас богатая практика — мы выступаем уже достаточно долгое время на международных аренах и на базе War Thunder. Кстати, наша команда не сугубо мужская — с нами летает Катя, единственная женщина-пилотажница.
ТБ: Катя за Пашу (Прилучного) летала часто.
Екатерина «VAT=IRSS=KAT» Волкова: Да, я летала. Вообще было очень интересно погрузиться в эту историю и примерить на себя действия героев фильма.
— Как вообще соблюдалась историческая достоверность, и соблюдалась ли вообще?
ЕМ: Она была задана условиями. В War Thunder самолет не cмог бы взмыть в космос за секунду. То есть, это все-таки симуляция пространства, реальной техники. Например, часто мы уточняли у продюсеров, на какой примерно высоте должен быть бой, потому что от этого зависит, как ведет себя самолет. Это и двигателя касается, и впрыска, и топлива. Мы старались всегда уточнять дальность видимости, расстояние, высоту, температуру воздуха. У нас были бои, к которым мы готовили специально пространство. Например, зимние локации или местность вдоль реки. То есть, эти условия мы соблюдали. И симулятор нас держал в неких рамках. Мы не могли за них выйти.
Еще очень важный момент — пилот, который находится в реальном самолете, очень сильно ограничен по обзору в бою. Он не может высунуться из кабины, посмотреть, например, вниз и увидеть, что там. Вот этот момент мы учитывали, и все пилоты летали с видом из кабины в симуляторном режиме. У Миши K51 тогда уже был VR — виртуальный шлем. Это устройство еще и физически не позволяет пилоту моментально развернуться, чтобы посмотреть себе на хвост, например. Поэтому очень часто повторы и технические файлы мы брали именно от Миши, поскольку он смотрел так, как это делал бы пилот в реальной жизни.
Михаил «VAT=IRSS=K51» Серёгин: Женя объяснил мне, что нужны «реальные взгляды», чтобы записать, как на деле видел бы происходящее пилот в кабине. А так как VR не позволяет быстро развернуться, мне приходилось поворачиваться на 180 градусов вместе с креслом. Бывало, требовалось отследить взглядом встречный самолет, и приходилось двигаться всем телом.
ТБ: Нам было важно показать не только хореографию самолетов, но и поведение самого героя, чтобы погрузить зрителя в ситуацию боя, и для этого нужно было показать, как он видит происходящее. Нам это очень помогло — при просмотре фильма складывается ощущение, что ты сидишь в кабине и летишь, и не знаешь, что происходит, пытаешься найти решение, понять, где ты, что ты.
— На военную тематику снято огромное количество фильмов. Не кажется ли вам, что сюжеты понемногу начинают друг друга повторять? Про побег из концлагеря был «Собибор».
ТБ: У меня нет никаких аргументов, кроме как показать вам фильм. Такого зрелища вы в жизни никогда не видели. Это я гарантирую. А сама тематика не бывает старой или новой — фильмы про любовь ведь снимают уже лет сто как. Или фильмы ужасов, или фильмы про зомби. Нельзя сказать, что я уже видел фильм про гангстеров, больше не хочу. Вот и с войной так. Война — это обстоятельство, в котором мы все можем оказаться, в котором оказались наши предки. И в ней проявились те или иные человеческие качества: мужество или трусость, или слабость. И я думаю, что фильмы про войну снимаются, потому что во время войны проявляются настоящие личности, те, кто мы есть на самом деле. Поэтому я не вижу проблемы повтора.
— Вы упомянули фильмы про «гангстеров». Один из самых известных — «Крестный отец», который в общем-то снят о плохих людях. Возникала ли у вас когда-нибудь идея снять фильм о нашем противнике, о солдатах Германии?
ТБ: Возникала. Я продюсировал фильмы различные про войну, снимал разные. Начинал с «Пешаварского вальса» про войну в Афганистане, а недавно вышел фильм «Уроки фарси», где я был продюсером. Мне хотелось рассказать историю человека, который стал предателем, потому что, как вы знаете, во время войны был издан указ номер 270, превративший несколько миллионов человек одним росчерком пера в изменников Родины. То есть люди, оказавшиеся в плену, стали предателями. И мне было интересно рассказать историю с точки зрения человека, который стал вдруг неожиданно предателем и который всю жизнь пытался вернуть себе свое доброе имя, отстоять его. Эта история мне показалась гораздо интереснее той, что рассказана от лица немца.
Мой дядя после войны, как и Девятаев, провел почти 15 лет в лагерях и на поселениях, и вернулся, а потом никогда не рассказывал, что там было. И для меня, и для всех эта тема очень важная. Это ни в коем случае не высказывание-обвинение власти, государства в том, что они негуманно поступили в отношении моего дяди или Девятаева. Это вопрос обстоятельств, войны, про которую мы говорим. И мы не можем судить людей, которые тогда принимали решения, издавая указ, по которому всех пленных считали предателями. Потому что в один месяц немцам сдались несколько миллионов человек. Представьте, целая армия вдруг неожиданно бросила оружие и сдалась в плен. И я не знаю, как это можно было остановить иным способом, кроме такого негуманного и бесчеловечного приказа. Может, это было ошибкой. Может, нет. Нам судить трудно сегодня.
Во-вторых, как вы знаете, Девятаев 12 лет после войны ходил на допросы. Хотя он совершил подвиг, вместо награды его лишили прав. На нем была черная метка как на предателе. И только 12 лет спустя его нашли и признали его подвиг, дали звезду героя. И можно, конечно, обвинить тех, кто его допрашивал, кто его мучил. Но с другой стороны, я, изучая материалы и снимая фильм, вдруг задал вопрос: Смотрите, три миллиона человек были в плену. Не все вернулись, часть погибла. Но кто-то же из них был полицаем, кто-то из них убивал своих, расстреливал, пытал. Таких были единицы, но они были. И каким-то образом нужно было понять, кто в плену остался человеком, а кто повел себя не очень хорошо. И вот это вот наличие боли, трагедии и с другой стороны рациональные, понятные объяснения того, что происходило, вместе создают ту причину, по которой интересно и важно снимать фильмы про войну. Это то пространство, где буквально нет добра и зла, где каждый принимает решение сам, как поступить каждую секунду.
— Фильм же все равно художественный, а не документальный. Как соблюдалась историческая достоверность? Посещали архивы, консультировались с историками?
ТБ: Дело Девятаева до сих пор засекречено. Что было с ним на самом деле и почему его 12 лет допрашивали, остается тайной. Я ориентировался на его книгу “Побег из ада”, смотрел все его интервью, видеоинтервью, которые сохранились. И общался и консультировался с его сыном — Александром Михайловичем Девятаевым, который сохраняет память, все документы, который больше всех знает про то, что случилось с отцом. И, собственно говоря, фильм никогда бы не вышел на экраны, если бы я не получил согласия наследника, который знает больше других. Это касается истории.
Что касается технологии — прежде всего, нас консультировали реальные пилоты, которые летают на этой технике. Они нас замучали со своими подробностями, которые никому не интересны, кроме них (смеется). Были консультанты и российские, и американские. Были консультанты — создатели игры, которые досконально изучили, как ведет себя техника. Ну и было огромное количество воспоминаний летчиков-асов, записи боев, воспоминания наших пленных пилотов. Знаете, была целая эскадрилья, большое соединение авиационное, которое перешло на сторону немцев. И там была целая группировка пилотов с невероятными историями. Так что многое пришлось и посчастливилось узнать.
Например, в фильме есть сцена, это описано у Девятаева, где пули пробивают ему маслопровод и загорается масло, самолет вспыхивает. И мы долго дискутировали, находили технические решения, куда попала пуля, почему потекло масло, как оно загорелось. Так что все обстоятельства много раз были проверены.
— Сказалась ли на съемках пандемия?
ТБ: Сказалась, у нас был перерыв полтора месяца. И бои с Павлом Прилучным, где он в кабине, мы снимали особенным способом. Я, например, находился в Казани, Павел Прилучный — в павильоне в Петербурге, продюсер сидел в Москве. И мы онлайн снимали фильм. В павильоне было всего несколько человек: гример и еще несколько. Мы были вынуждены минимизировать количество контактов, чтобы сохранить здоровье группе.
— Сейчас во всем мире популярна так называемая культура отмены. Когда актера могут уволить, если он повел себя неподобающим образом. Не так давно Агата Муцениеце, бывшая супруга Павла Прилучного, пожаловалась на акты домашнего насилия. Как вы относитесь к культуре отмены и согласились бы позвать Павла Прилучного на главную роль, если бы эта информация подтвердилась?
ТБ: Вопрос сложный. Женщин бить нельзя, как впрочем и мужчин. Я не считаю, что кто-либо из нас вправе, кроме суда и следственных органов, разбираться и брать на себя ответственность за принятие решений, судить кого-либо, тем более публично. Поэтому, вы знаете, если будут решения суда, человека признают виновным в том, что он кого-то побил, неважно: мужчину, женщину, собаку. Мне все равно. В таком случае, наверное, вопрос встанет, работать мне с этим человеком или не работать. Но дать однозначного ответа, что я не буду с ним работать, я не могу. Этот вопрос отчасти перекликается с историей нашего фильма, в нашем фильме два героя. Первый — Девятаев, второй — Ларин. И Ларин перешел на сторону немцев. И в одной из сцен Девятаев говорит своему другу: «Ты, Коля, не Родину предал. Ты меня предал». Я готов судить человека за то, что он предает какие-то ценности, идеалы, о которых мы с ним договорились. А абстрактно судить человека за то, что он совершил какой-то поступок, который все признали, кто-то сказал, в интернете что-то произошло, подключилось общественное мнение, кто-то на кого-то напал, начал избивать ногами, образно, я против такого. Я вообще против, когда много людей начинают судить одного. Потому что в таком случае у него просто нет шансов оправдать себя перед толпой. В общем, женщин бить нельзя, как собак, так и мужчин, детей, стариков, собак. Возвращаясь к вопросу. Когда будет решение суда, я задумаюсь, а пока мне это мало интересно.
— Вы сказали, что сейчас все ищут новые формы. Как по-вашему, есть ли вероятность, что когда-нибудь, через 2-3 года мы будем не ходить в кинотеатры, а смотреть фильмы в том же TikTok?
ТБ: Насчет фильмов сомневаюсь, потому что TikTok — это как гуппи. Знаете, рыбка гуппи — моргнула и забыла уже, что было. Это просто короткие яркие коммуникации. Быстро родилось, быстро забылось, следующее. Ты уже не помнишь, что было неделю назад. Так мы все устроены, мы так живем. И я думаю, что кино в традиционном понимании — 1.5 часа, сюжет — там не будет никогда. А высказывания короткие, использующие язык кино, там будут и уже есть. Там есть замечательные, очень талантливые люди.
— Есть ли вероятность, что вы что-нибудь скажете на языке кино специально для TikTok?
ТБ: Я уже завел аккаунт в «Тиктоке», мне интересна эта площадка и этот язык коммуникации. Самая большая моя популярность в нашей стране случилась в 90-е годы, когда я снимал фильмы длиной в одну минуту. Это был чисто тик-ток. Ну, в смысле, это были рекламные ролики банка «Империал» длиной в одну минуту. И это вот как раз были фильмы, маленькие истории, одетые в одежду рекламных роликов. Так что мне это интересно.
— Какая сцена запомнилась пилотам больше всего из тех, которые требовалось создать?
ЕМ: Мы пока не видели фильм, но из того, что пытались создать, — погоня в русле реки. Это вот как раз тот случай, когда сложно представить, что же получится в итоге, потому что нельзя заранее продумать маршрут. Река была очень извилистая, с высокими берегами. И еще мост в конце. Было физически трудно удержаться, не свалиться в нее. Мне кажется, это был один из самых запоминающихся моментов — эта сцена у реки.
ВН: У меня это тоже одна из самых таких интересных и запоминающихся сцен. От нас тогда требовалось идти на предельно малой высоте, практически касаясь крылом воды.
Мне запомнилась очень еще сцена, когда идет Девятаев с напарником на самолетах. И сзади подходят два «Мессера» и начинают в них стрелять. Сначала мы договорились таким образом: «Женя, ты начинаешь стрелять, мы видим эти трассеры и начинаем отворачивать, Миш, ты сюда, я сюда». А потом, когда мы сделали несколько дублей, Илья посмотрел и говорит: «Ребят, давайте, все сделаем по-честному. Как будут по вам стрелять, тогда и расходитесь». Тот эпизод был самым интересным из всех дублей по этой сцене.
МС: Самое, конечно, сложное у меня было — засунуть шасси в кабину бомбардировщика. Бой в русле реки — это да. Но еще очень мне запомнилось, как мы падали вниз, увидев, что идет «Хенка» в сопровождении «Фока». Мы падали вниз и мне нужно было пролететь, сбить кого-то и дальше улететь. Я не помню, сколько раз мы дубль этот делали, потому что очень резкий маневр был вниз и еще надо было держаться рядом с Виталием.
ЕВ: Мне нравились те полеты, в которых нам не давали строгие инструкции, а просто ставили задачу. Например, на вас падают «Мессеры», а вы должны поступать так, как поступил бы летчик на вашем месте. Из того, что вспоминается так очень быстро — когда Девятаев возвращается обратно, у него поломанный «Хенкель», по-моему, с выпущенными шасси, и вот его встречают две «Фоки». Моя задача была подойти и найти визуальный контакт с лётчиком «Хенки». Мы были тогда на «Фоках», по-моему, с Виталием, и вот этот вот подлет, встреча глазами — интересно, попадет ли это все в фильм или нет.
ТБ: Попадет.
ЕВ: Много, много всяких разных кадров, и это не заканчивалось одним дублем, потому что не так все просто, как казалось.
ВН: Это было очень интересно, это действительно было здорово. Что-то новое для нашей группы, мы много что делали, в разных проектах участвовали, и по съемкам некоторых роликов, ну они такие, интернет-ролики, а вот участие в производстве настоящего реального фильма, когда твои действия, то что ты выполняешь…
ЕВ: Вот, до чего техника дошла.
ВН: Да, да, действительно. Что это будет воплощаться в какие-то кадры и именно в виде фильма, товарищи, это здорово, это очень интересно.
ЕВ: Увлечение игрой оказалось вот таким продолжением, кто бы мог подумать.
ВН: Надеюсь, все это поможет.
ТБ: Помогло уже.